ИГРА, КАК ОНА ЕСТЬ!

                                                    

                                       

                                                      ИГРА  И  МОЛИТВА

                                                      ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ МЕДАЛИ...

Игра как особый культурно-исторический феномен сопровождает человеческое общество на всем пути его становления и развития, с древнейших времен и до наших дней, являясь важной частью жизни, как отдельного человека, так и человечества.

Появившись на заре развития человеческого общества, игра прошла вместе с ним длинный и сложный путь эволюции, отражая разнообразные глубинные потребности человека в своих многочисленных видах, формах, специфике предназначения. Древние языческие обряды славян и германцев, боевые танцы кельтских племен, элевсинские мистерии Древней Греции, средневековые вертепы, балаганы, народные гуляния, театрализованные представления эпохи Возрождения, спортивные, деловые и азартные игры современности, сюжетно-ролевые игры детей – все это – игра во всем ее неисчерпаемом разнообразии и великолепии.
Ни в одну эпоху, ни в одной цивилизации роль игры не ограничивалась лишь забавой, приятным времяпрепровождением. Ее роль всегда была значительно шире и сложнее. Игра отражала сложные психологические потребности в познании окружающего мира, в его понимании, умении предвидеть ситуации, ими управлять. Игра – сложная, творческая продуктивная деятельность человека, направленная на моделирование сложных жизненных ситуаций, их «прорабатывание», поиск «алгоритмов действия».

***

Мир физичен и реален, не реально лишь наше описание его. В голове каждого из нас – множество моделей. Их можно разделить на две группы: отображения реальной действительности и те, где предметы и явления предстают такими, какими мы хотим их видеть, – это ценности, или идеалы. Все, что с нами происходит, мы воспринимаем сквозь призму этих, сложившихся в голове, моделей. Мы редко задумываемся об их точности – иногда даже не отдаем себе отчета в их существовании. Нас обучили воспринимать мир определенным образом, и мы обучаем своих детей воспринимать его также.
Мир настолько широк и богат, что мы вынуждены упрощать его, чтобы осмыслить. Составление географических карт – хороший пример. Реальная территория – это не  карта. Идти по ней не то же самое, что скользить пальцем по гладкой поверхности бумаги. Мир всегда богаче, чем те идеи, которые мы имеем относительно него.

Научное знание, даже самое развитое, воспроизводит не объективную реальность саму по себе, а лишь те связи и отношения, которые позволяют познать наличные эмпирические, логические, математические и экспериментальные средства. Теория имеет дело не с реальным миром как таковым, а с моделью, т.е. с миром, как он дается через имеющиеся логико-математические и экспериментальные средства, системную парадигму, синергетику.
Получается, весь мир, что мы воспринимаем, есть иллюзия, которую мы совместно творим и воплощаем в реальность. Метафорично можно сказать, что человек – это виртуальный зритель и актер, который одновременно смотрит и участвует в виртуальном шоу виртуального кино на виртуальном экране виртуального кинотеатра, которое он сам же записывает на виртуальный магнитофон своей памяти. «Воспринимающий» только преобразовывает в своем воображении пронизывающую пространство невидимую энергию таким образом, что воспринимает происходящее как материальный мир. Возникающие при восприятии эмоции в «воспринимающем» заставляют поверить в эту иллюзию как в реальность, а ежедневно повторяющиеся события позволяют укорениться в памяти убеждению реальности происходящего. Так формируются вера и убеждения человека в реальность создаваемого в его воображении материального мира. Сама память, где хранятся верования и убеждения, при этом также виртуальна.

Поскольку сознание представляет собой ни что иное, как совокупность ощущений испытанных ранее, записанных в память, обработанных мышлением и объединенных мышлением в развивающуюся систему, то, используя эти ранее испытанные ощущения, можно легко манипулировать новыми ощущениями. И весь фокус состоит в том, чтобы развить свою память на ощущения до уровня, позволяющего воспроизводить ранее испытанные ощущения в их первоначальной силе. Таким образом, если есть в том потребность, можно перебивать новые ощущения старыми ощущениями, дополнять новые ощущения старыми, а если существует в том необходимость, то и вовсе создавать ощущения-химеры, то есть – смеси новых ощущений и старых ощущений. Сажем, стоит в сильный зимний мороз вспомнить летнюю жару и сконцентрироваться на этом воспоминании, как тут же становится жарко; стоит, находясь в летней жаре, вспомнить некий прохладный осенний день и сконцентрироваться на этом воспоминании, как тут же становится прохладно и жара перестает беспокоить. Также можно настроить себя на бесчувственность к боли и т.п.
Тот, кто не создает в себе четких убеждений о том, как все должно быть в воспринимаемом им мире, рано или поздно приходит к выводу, что мир совсем не такой, каким кажется. И это подталкивает его к той мысли, что возможно, он является не только телом. А если человек является не только телом, тогда чем же еще? С этого вопроса и начинается самопознание – исследование себя, которое развивает способность к различению истинного от иллюзорного, направленную на познание своей истинной сущности. Тогда он приходит к ряду замечательных открытий. Так, желание казаться умнее отражает лишь скрытое внутреннее убеждение, что человек глупее, чем мог бы быть. Такая идея об улучшении себя лишний раз свидетельствует о несовершенстве мышления человека, которое изобилует многими логическими и психологическими ошибками, совершаемыми в полной уверенности в собственной непогрешимости и самодостаточности. Однако человек не может быть ни лучше, ни хуже, а только тем, кем он является. Компенсировать несовершенство мышления ему удается с помощью ряда приемов, среди которых важное место занимает игра.
Каждое мыслящее существо может представить игру, даже если в языке нет такого понятия; можно отрицать все абстракции: право, красоту, бога, все серьезное можно отрицать, но только не игру. Игра в настоящее время признана одним из важнейших экзистенциальных феноменов человека. В любом возрасте, независимо от рода основных занятий, человеку необходимо играть. В игре он строит идеальную модель собственного бытия в непрестанно изменяющемся мире. С точки зрения классического философского подхода, мир игры действительно идеален: его бытие определяется сознанием играющего. Однако так ли все просто? Играют всегда «с чем-то». Напряжение игры создается, собственно, непредсказуемостью этого «чего-то», вводящего вероятностный момент исхода. Значит, есть объективные, независимые от воли играющего законы и в игровом мире?

Разумеется, есть. С одной стороны, они создаются реальными свойствами «реальных вещей», выполняющих те или иные функции в мире игры. С другой стороны, действием объективных законов психики и менталитета играющего. Главным средством игры является сам играющий: его воля, интеллект и характер, его знания, умения и навыки, его отношение к жизни. Поэтому аксиологические характеристики игры производны от ценностей окружающей ее действительности. Но вместе с тем игра, как идеальная модель действительности, и формирует ее через внутренний мир играющего: через его нравственные, психологические, ценностные установки.
Добытые знания о мире и человеке всегда ограничены, неполны, односторонни. Относительные истины вызывают ситуацию неуверенности и незавершенности. Человек оказывается в системе ограниченного знания, в тесном переплетении истины и лжи, правды и заблуждения. Стремление получить законченное, универсальное знание о мире и о себе заставляет человека перейти к особым формам его получения; в игре и посредством игры он создает приближенное к идеалу знание. Игра выступает в качестве особого способа познания в мире хаоса, неопределенности, нестабильности, игра продуцирует порядок, определенность и стабильность.
Игра увеличивает альтернативы поведения индивида по отношению к окружающему миру. При этом игровой процесс разрушает существующие формы и единообразие, создает множество различных случайных, непредвиденных комбинаций, схем, планов, предположений, позиций, возможностей, увеличивает степень свободы, расширяет функциональное поле социальной системы, повышает мыследеятельность субъекта.
Игра раскрывает содержательное богатство мироздания; из уже имеющихся элементов она созидает качественно новые, отличающиеся друг от друга ситуации. Игра неопределенна в конкретном исходе своей реализации; она реальна в самом процессе.
Игротворческий процесс не может быть завершенным; он наличествует как постоянно развертывающаяся форма выражения человеческого сознания, как способность познавать и преобразовывать мир. В человеческом бытии игра выступает как момент интенсификации случайности, которая конституирует различные варианты возможностей.
Изменения в человеческой жизнедеятельности прямо или косвенно соотносятся с игровым фактором. С развитием человечества все четче прослеживается потребность общества и отдельного индивидуума в активном регулировании данных процессов. При этом можно выявить две доминирующие тенденции. Первая связана с самим феноменом саморазвития игры, вторая – с нелинейным характером игрового действия, его процессуальностью и бесконечностью. Игра противоречива, она связана с прошлым, уже невозвратимым, а также выражает будущее, то, чего еще нет. Процессы в бытии связаны с прошлым и будущим посредством игровых явлений. Игра фиксирует изменчивость, неустойчивость, мимолетность, единственность, уникальность состояния элемента действительности. Игра, соединяя прошлое и будущее, определяет настоящее как имеющее свойство лишь состояться и исчезнуть, перейти в новое качество.
В связи с этим следует отметить и тот момент, что человеческое познание имеет длительную историю. Игровое познание относится к исторически первым формам человеческого знания. Такое познание дает возможность возвыситься над повседневным бытием, подчинить интересы практической выгоды высоко духовным интересам, вести себя в соответствии со свободно принятыми игровыми нормами. В игровом познании возможно творческое сокрытие истины; следовательно, это познание позволяет выйти на уровень личностного знания, в котором человек раскрывает свою индивидуальность и творческие потенции. При этом здесь мы сталкиваемся с тем серьезным в игре, которое проявляется лишь в общении с подлинным мастером.

Свобода человека проявляется в том, что он не играет в навязанные ему игры, так что он оказывается способным сам выработать правила игры в собственной жизни и реализовать их.
Свободный человек не желает, чтобы им играли, играли за него и вместо него. Он отрицает превращение мира в игровую площадку, на которой он всего лишь зритель; он отказывается быть объектом скрытых манипуляций в чуждых для него игровых практиках. Свободный человек не играет в навязанные ему социальные игры (ведь свобода, по Канту, либо есть, либо ее нет, ибо личность неразделима на «атомы»), а выражается в том, что он оказывается способным сам разработать правила игры собственной жизни и реализовать их. Жизнь творит с человеком все что угодно, но сила человека состоит как раз в способности трансцендировать за пределы действительности.
Игровая свобода, не обеспеченная нравственными регуляторами, превращается в произвол, обречена на девальвацию и переходит в противоположность, в форму рабства, в зависимость от собственного порока; человек превращается в игрушку  собственных, необузданных и неподконтрольных  страстей. В человеке высвобождаются темные, инстинктивные силы «психического дна», которые всегда присутствуют под слоем сознательных структур, временно прорываясь на поверхность и сметая разумные формы человеческого поведения.

***

Античные мыслители рассматривали игру в плане гармонии единичного человека с космосом, как способ его достойного бытия в мире. Гераклит рассматривал эон («путь жизни», время в ипостаси течения жизни) с позиции играющего ребенка. Сократ ввел в речевую деятельность элементы игровых трансформаций смыслов слов и выражений. Концепция играющего человека Платона возникла в числе первых систематизированных взглядов на сущность и проявление игрового начала в жизнедеятельности. Платон глубоко всматривался в сущность игры. Глубочайший смысл игры заключается в том, что после нее предъявляются «серьезные речи».
Ведь, оттого, что человек узнает множество вещей, он все равно не познает их сущности, а будет лишь забавляться с людьми, подставляя им ножку, используя «различия имен». Вот поэтому и необходимо прибегать к игре познания, чтобы уже затем прикоснуться к его тайнам. Аристотель подчеркивает, что играм следует уделять место в промежутках между занятиями, игра представляет собой «успокоение души».

Средневековые философы усматривали в игре созидательное начало человеческого тела и духа. Бог, Дух, Добро, Свет, Откровение, Благо, Вера, Троица, – все эти понятия сопровождают понятие игры как проявление божественной благодати. Игра позволяла человеку осознать свое уникальное место в мире.
Эпоха Возрождения считала игру важной характеристикой творческих устремлений человека. Человек оказывался способным в игре творить самого себя и окружающий его мир.
В эпоху Нового времени центром мыслительной конструкции становится познающий субъект; вертикальные связи, господствующие в духовных и материальных структурах заменяются на горизонтальные. Понятие опыта обретает смысл для умозрительных построений. Значительно раздвигаются рамки игровых проявлений как человеческой телесности, так и духовности.
Представители немецкой классической философии (И. Кант, И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель) усматривали в игре активную и созидательную силу в становлении различных форм духовности человека.
К.Маркс, Ф.Энгельс исследовали игровые явления, связывая их с характером трудовой деятельности. Подчеркнем мысль Маркса, что человеческой труд не может в будущем, более справедливом обществе только игрой.
В традиции экзистенциализма (С. Кьеркегор, К. Ясперс, Н.А. Бердяев, М. Хайдеггер, Ж.П. Сартр) игра связывалась с пограничными состояниями человека, с проявлением его страха потерять свое «Я», с тоской по прекрасному, с экзистенциальными переживаниями человека и его свободой.
Представители психоаналитического направления в философии (З. Фрейд, К.Г. Юнг, А. Адлер) игру воспринимали как проявление естественных сил и способностей человека, как форму связи между отдельными психическими состояниями человека.
Прагматизм в лице Д. Дьюи, У. Джеймса, Ч. Пирса игру рассматривал в качестве инструментального способа познания и самоутверждения человека.
Особое внимание игровой деятельности уделяет Л. Витгенштейн, который в работе «Философские исследования» показал, что  множество языковых игр как форм жизни стремится к бесконечности.
Представители постмодернизма придают игре центральное значение как мировоззренческому основанию. М. Фуко, Ж. Деррида, Ф. Гваттари, Р. Рорти подчеркивают иронический, игровой модус индивидуального и общественного самоопределения, активно разрабатывают тезис Й. Хейзинга об игре как организующем принципе культуры. Они придают игровому началу многообразное значение. С приходом постмодернистского миропонимания в отношениях между искусством и смыслом постепенно пропадает однозначность, отношения становятся условными, во многом игровыми. Игра уравнивает в правах действительное и вымышленное, реальное и виртуальное.
Р. Барт, рассматривая социальные  аспекты игры, распространяет мифологему театральности на общественное сознание, представляя общество играющим жизненные спектакли, в котором происходят значимые события для человека  в виде перформансов, акционизмов, организованных инвайроментов. Средства массовой информации представляют слушателю, читателю, зрителю, наблюдателю жизненный поток как калейдоскоп шоу, маскарадов, состязаний, соревнований, развлечений, викторин, розыгрышей, инверсий, увеселений. В общественной жизни устанавливается пуэрилизм; одной из причин распространения которого служит нарастающая бездуховность человека массовой культуры.
В классической философии понятие игры артикулировано в деятельностно-социальном ключе. Игра выступает как актуализация «избытка сил» человека, свободная от какой бы то ни было «внешней потребности» (Ф. Шиллер), как «очаровательная серьезность» (С.Кьеркегор). Наслаждение от игры обретает преимущественно эстетический характер (Ф. Шиллер, И. Кант). Вместе с тем игра фиксирует собственное пространство как заданное посредством рефлексивно осмысленных рациональных параметров, «правил игры».
Игра выступает в классической традиции механизмом актуализации свободы в социокультурном контексте. Игра артикулируется в самых различных регистрах: свобода от любых форм принуждения; свобода от прагматически артикулированной целесообразной деятельности.
В неклассической философии подвергается переосмыслению статус феномена игры в контексте социальности как таковой. Согласно Й. Хейзинги, игра является базовой формой развития человеческой культуры, внутри формы и внутри функции игры осознание человеком своей вовлеченности во всеобщее доходит до предельных выражений.
В контексте феноменологической антропологии Е. Финка, игра, наряду с властью, трудом, любовью и смертью – задает саму онтологию человеческого существования. Согласно Г.Г. Гадамеру игра выступает как превосходящая индивида действительность. Открытость игры в мир возможного обеспечивает человеку способность выхода за границы наличной самотождественности.
Особое место занимает концепция игровой структуры, предложенная Ж. Дерридой. В работах Ж. Делеза, Ф. Гваттари, Р. Барта игровая структура рассматривается как наиболее общая понятийная структура категориального характера для выражения специфики образных характеристик самоорганизующейся предметности бытия.
Ж. Бодрийар характеризует «политическое» как шоу, полуспортивный-полуигровой дивертисмент. Используемый Бодрийяром термин «симулякр» получил широкое распространение в литературе посвященной политике и политическому лидерству.
В художественной литературе тематика игры утвердилась весьма прочным образом. Страсти играющего человека рассматриваются в числе сильнейших проявлений человеческих переживаний. Игра со случаем, судьбой рассматривается в качестве высшей необходимости, позволяющей человеку подняться над скучной и сковывающей силой повседневности. Организованная игра понимается как щедрый, неожиданный порыв жизненной энергии, как действенный способ переместиться в иные реальности. Человек рассматривается и как свободный субъект игры и как марионетка в непредсказуемых, неожиданных, случайных ситуациях. С одной стороны, игра возвышается над человеком, властвует и подчиняет его, наделяя его силой и властью, с другой стороны, человек сам конструирует игровые практики.
Литературное наследие А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Н.А. Некрасова, И.А. Гончарова, И.А. Крылова, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова содержит оригинальные описания игровых процессов, изменений внутреннего мира играющего человека.

Наиболее знаменитым исследователем теории игры, заслуженно считается нидерландец Йохан Хейзинга. В своем основном, и уже ставшим классическим, труде «Homo Ludens (Человек Играющий)» ученый наглядно демонстрирует, что все сферы человеческой культуры (искусство, философия, наука, политика, юриспруденция, военное дело и т.д.) находят свои корни в игре и играются с самого начала: «Одна старая мысль гласит, что, если проанализировать человеческую деятельность до самых пределов нашего познания, она покажется не более чем игрой». Подобно Хейзинге, Ортега-и-Гассет считает, что игра стоит у истоков культуры, и, подобно Гессе, наивно видит единственный путь защиты культуры от тотальной дегуманизации в сохранении ее ценностей «аристократами духа» - интеллектуальной и творческой элитой. Эту мысль развивает, так же, бельгийский драматург Мишель де Гельдерод. Для него, «…игра – единственный шанс, единственная реальная сила, способная вернуть реальности её ценность и целостность»

Вслед за этими персонажами, особенно пристально всматривался в игру Н. Гартман. Говоря: «Одно в другом играет», он приводит в пример поэзию, называя ее «полуконкретностью». В поэзии события реальны, так как описываются, но их нет, так как они выдуманы: «Они – плод игры и через игру осуществляются». Так, игра, по Гартману, есть способ бытия: «...играющее значит являющееся». Крайне интересной кажется также книга М. Бахтина «Эстетика словесного творчества», в которой автор вскрывает коренное отличие искусства от игры, утверждая, что в игре принципиально отсутствуют зрители и авторы: «...игра в них не нуждается, она будет игрой и без них».

В 60-х на сцену выходит веселый пророк Игры Тимоти Фрэнсис Лири, тщеславный, беспечный, высокомерный шут-провокатор, одержимый манией саморазрушения, признанный лидер альтернативной культуры, – «Жизнь – это великий и смешной танец, и нам всем здорово повезло, что мы здесь. Все занятия человека – это ничто иное, как развлекательное кино. Единственно возможная позиция – это радоваться и удивляться. Все в этом мире не так серьезно, не так важно, как это кажется. Мы все учавствуем в гигантском шоу, и я искренне желаю всем вам принять в нем участие» Его друг Джон Бересфорд поддерживает его: «Теперь все превращается в игру, и тигры ведут себя по тем же правилам, что и остальные игроки, раскрываясь в свете и цвете, под восхитительную мелодию свободной игры сознания» «В действительности только те, кто видит культуру как игру, могут принять эволюционную точку зрения, могут оценить и сохранить то великое, что призваны сделать человеческие существа. Воспринимать все как “серьезную, покоящуюся на твердых основаниях реальность”, значит не понимать самого главного, с холодным безразличием игнорировать величие игр, которым мы должны обучиться»

Среди современных естествоиспытателей феномена игры можно отметить, так же, Роберта де Роппа, который в отличие от вышеотмеченных, довольно сложных и крайне запутанных исследований предлагает следующую, очень простую схему: он разделяет человеческие игры на «материальные» и «мета-игры».
Все разнообразие первого типа вращается вокруг удовлетворения себя материальными благами: деньгами и тем, что на них можно купить, властью, общественным положением, сексом и т.д.; второй тип уводит за пределы этого мира, апеллируя к истине, красоте, знанию и т.п.

На вершине «мета-игр» де Ропп размещает некую Великую игру – поиск пробуждения, или освобождения. И эта игра, с его точки зрения, сводится к тщательно продуманным механизмам проработки внутреннего мира, т.е. своего собственного сознания, своих собственных мыслей и психоэмоциональных состояний. Конечная цель – глубокое проникновение в природу внутренних игр, познание своего творческого потенциала, способного на чудесную трансформацию и процесс освобождения. Но «...нужна какая-то очень большая внутренняя сила, чтобы прожить эту игру полностью». В этом контексте интересной так же покажется книга Станислава Грофа «Космическая Игра», в которой можно найти очень много общего с восточной философией, (обогнавшей неторопливый запад на несколько тысячелетий), например, с видением великого китайца Чжуан-цзы, у которого «…весь мир – кладезь чудесных игр, бездонных неопределенностей и превращений»

Не возможно не упомянуть прекрасный текст современного мастера Сатгуру Свами Вишну Дэв «Драгоценное ожерелье наставлений о Пути божественной Игры» (“Дивья Лила Йога Упадеша Ратна Малика”) , в которой раскрывается феномен т.н. «Божественной игры» (Лилы) – «…как спонтанное, беспричинное проявление Абсолютным Умом своих энергий без ограничений, накладываемых смыслом, логикой, законами кармы, без мотивации и стремления к результатам» . Или, в Кодексе Мастера: «Мастер, будучи единым с Беспредельным Духом, живет в измерении Игры. Игра есть Путь, смысл и цель. Вне Игры есть только Ничто. (…) Мастер играет потому, что после того, как он стал Мастером, для него ничего не имеет смысла...» Георгий Гурджиев, в своих многотомных наставлениях утверждает так же, что «…цель любого духовного учения – сделать человека Актером с большой буквы, то есть сделать его играющим на самом себе» Его ученик, легенданрый английский режиссер Питер Брук, в своей прекрасной книге «Пустое пространство», определяет игру – как «…развернутое в открытом мировом пространстве действо, в котором жизнь и личная трагедия человека предстают во всей своей полноте. (…) Все возможно, если у нас “под рукой” пустое пространство».

И вспоминая, так же, примеры из буддийской, индуистской, суфийской, египетской и мн. др. культурных традиций, можно сказать что в них, термин игра употребляется прежде всего тогда, когда духовная практика становится легкой и не требующей усилий. Образ игры поэтически передает в этих культурах как медитативная самоуглубленность актера, или танцора, отождествленного с качествами божества, и т.д., и т.п.