Психология Юнга и буддизм

МЕТОДЫ ЮНГИАНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ И ТИБЕТСКОГО БУДДИЗМА

Лечение душ

Юнг пишет в своих «Воспоминаниях, снах и размышлениях», что его задача состоит в «исцелении душ». Противоположно большинству классических психотерапий, направленных в общем и целом на приспособление личности и лечение симптомов, и основанных на применении техник манипулятивного характера, юнгианская психотерапия нацелена на исцеление души, приближение к священному. Ее цель не только в излечении патологии, но особенно в достижении индивидуальной полноты, в самореализации. Глубины каждого человеческого существа скрывают в себе зерно, заключающее в себе все его будущее развитие, зерно, конечный смысл которого в том, чтобы быть божественным семенем, и принципиальная миссия юнганской психотерапии состоит в том, чтобы помочь этому семени расти и развиваться вплоть до своей полной зрелости, осуществляя весь свой потенциал. Какие методы развивал Юнг для достижения этой цели? Он говорит нам, что в течение естественного процесса индивидуации он нашел модель и ключевой принцип для своего лечебного метода. Процесс индивидуации протекает в основном бессознательно и автономно, и через этот процесс психика в связи со своим естественным и спонтанным стремлением к полноте старается гармонизировать свое сознательное и бессознательное содержание. Следовательно, объясняет Юнг, «лекарь должен следовать за природой, как за проводником», и его вмешательство заключается не столько в обеспечении лечения, сколько в развитии латентных созидательных способностей пациента.
Юнг наблюдал, что те его пациенты, которым удавалось самостоятельно освободиться от рабства своих собственных проблем и которые достигали высших уровней развития и психической интеграции, в действительности просто не мешали событиям идти своей чередой. Они позволяли своему бессознательному беседовать с ними в тишине и терпеливо выслушивали его сообщения, уделяя им все свое внимание самым серьезным образом. Другими словами, они устанавливали сознательные отношения со своим бессознательным.
Искусство сделать так, чтобы события происходили сами собой, действие при помощи бездействия, позволить событиям совершаться самим по себе, как говорил Мейстер Эккарт, стало для меня ключом от двери доступа к этому пути. Мы должны быть способны позволить событиям произойти самим по себе. У нас речь идет здесь об искусстве, которое полностью игнорируется большинством людей. У них сознание все время вмешивается, помогает, исправляет и отрицает, так и не допуская спокойного развития психического процесса.
Когда же мы разрешаем психическому процессу спокойно развиваться, бессознательное оплодотворяет сознание, а сознание освещает бессознательное. Взаимное слияние и единение двух противоположностей способствует росту сознания и расширяют личность. Согласно Юнгу, это совершается в наилучших условиях, когда процесс не направляется извне и лекарь не вмешивается в работу природы. По мере того как создается расширенная личность, расцветает и преобразуется сознание, и появляется новый центр личности — Самость,— тогда как тенденции эго уменьшаются. Тогда новый центр привлекает к себе, подобно магниту, все, что принадлежит личности присущим образом, по-настоящему и истинно — все, что составляет ее уникальность. Целостность и единство индивида устанавливаются постепенно, на основе этого первоначального и фундаментального плана, а все, что несущественно, поверхностно и наносно, отпадает само собой. На этой стадии эго, развивавшееся в результате давления и диктата со стороны внешнего мира, культурного окружения, подчиняется и позволяет проявляться давлениям, требованиям и стремлениям внутреннего мира индивида: оно позволяет выразиться внутреннему существу, душе Самости. Таким образом эго оказывается принесенным в жертву Самости; земное существование приобретает смысл, индивид входит в соприкосновение с духовным. Его исходное бессознательное состояние преобразовалось в высшее сознание, и круг личности, символом которой является мандала, соединился и исполнился.
Как происходит гармонизация сознательной и бессознательной составляющих, никто не знает. Ибо речь идет о процессе иррациональной природы в продолжение всей жизни. В юнговской психотерапии нет никакого стационарного метода лечения. Методы развиваются естественным образом, по мере продвижения работы вперед, отвечая потребности конкретного человека. Поскольку каждый человек уникален и непредсказуем, Юнг призывает врачевателей освободиться от любого вида предрассудков и теоретических истин и оставить всякий метод и всякую предварительную технику. Он утверждает, что намеренно несистематичен, и что единственным уместным подходом является понимание индивида. «С каждым пациентом нам нужно говорить на своем особом языке».
И тем не менее Юнг использовал в своей практике два основных способа: работу со снами и активное воображение. Если толкование снов имеет длительную историю, восходя к самой ранней античности, активное воображение является оригинальным продуктом юнгианского  искусства. В глазах Юнга процесс активного соображения является эквивалентом алхимической деятельности. Он подразумевает, по своей сути, постоянный диалог между двумя противоположностями — сознанием и бессознательным, во время которого все аспекты существа постепенно оказываются соединенными вместе. Это — работа примирения и единения противоположностей, ведущая к психологическому преобразованию.
Сей процесс включает в себя несколько этапов. В самом начале речь идет о достижении спокойного состояния рассудка, свободного от мыслей, способного просто наблюдать абсолютно нейтрально, без всякого суждения, констатировать спонтанное появление и развертывание содержания бессознательного, фрагменты фантазмов. Эта первая фаза вполне сопоставима с общепринятыми практиками медитации. Затем опыт регистрируется в письменной форме или в другой ощутимой форме — рисунке, живописи, скульптуре, танце ими любой другой форме символического выражения. На следующей стадии сознательная ментальность начинает активно и намеренно участвовать в процессе состоянии с бессознательным. Значение бессознательного выражения и его послание должны применяться и примиряться с точкой зрения и требованиями сознательной ментальности. Юнг говорит:
Это — в точности, как если бы имел место диалог между двумя человеческими существами, равными в своих правах, где каждый оказывает доверие другому, предоставляя ему право выдвигать аргументы, и где оба считают, что их усилия необходимы, чтобы подвергать сомнению противоречивые и предвзятые мнения посредством честной дискуссии, углубленного сравнения точек зрения с тем, чтобы вытащить на свет Божий позиции каждого участника.
Как только эго и бессознательное вступили в диалог, и мы начинаем понимать, что способны жить сознательно, у нас должны появиться этические установки и обязанности. Мы больше не можем вести свою жизнь, оставаясь глухими к внутренним движениям бессознательного.
Здесь необходимо будет подчеркнуть, что принципы юнгианской психологии применяются не как медицинское лечение, но скорее — как метод самовоспитания. Психотерапия, говорит Юнг...
...трансцендирует свои медицинские первоисточники и перестает быть простым методом лечения больного. С того момента она применяется к здоровому человеку как к человеку, имеющему право на психическое здоровье, единственной болезнью которого является страдание, которое затрагивает нас всех. По этой причине можно утверждать, что аналитическая психология служит делу общественной пользы...
В своей психотерапии Юнг стремится ввести пациентов в состояние текучести, благодаря которому они переживают опыт изменения и роста, не привязываясь к определенным условиям. В то же время он стремится разбудить в них чувство их надличностных связей, с тем чтобы расширить их способности сознания за пределами личностного сознания. Это особенно важно для современного человека, который в связи со своей рациональной установкой отрицал и оттеснил духовное измерение жизни. Юнг настаивает на том, что духовный или религиозный характер опыта не опирается ни на какое верование, ни на какую догму, ни на какую метафизическую категорию, но исполняет фундаментальную психическую функцию, приобретающую важное значение. Он допускает, что не может быть личного излечения без обретения человеком религиозного видения жизни.
Психотерапевт играет в терапии центральную роль, в маетности, благодаря той тесной связи, которую он поддерживает со своим пациентом. По Юнгу, терапия является диалектическим процессом, в котором противопоставляются друг другу две психические реальности, и где их встреча должна затронуть и изменить обоих. Если терапия хочет быть эффективной, врачеватель, так же как и пациент, не может не выйти абсолютно целым и невредимым из данного опыта. Концепты представляют собой инструменты защиты относительно опыта, и благодаря им врачеватель может поддерживать соответствующую дистанцию со своим пациентом; но с другой стороны, концепты не представляют собой обязательств. Однако, как говорит Юнг, «разум не размещается в концептах». Таким образом, врачеватели не должны укрываться за экраном своего профессионального авторитета, ибо такое отношение лишило бы их важной информации, способной прийти к ним по каналу их бессознательного. В то же время Юнг непременно, хочет позволить своим пациентам стать психологически зрелыми, снова обрести доверие к самим себе и быть независимыми от своего врачевателя. Как подмастерья алхимика, пациенты напрасно будут узнавать «все лабораторные хитрости», им обязательно нужно самим погрузиться в опус, ибо «никто не может его сделать за них». Так процесс индивидуации оказывается бесконечным и должен продолжаться и далеко за пределами окончания терапии и ее формальной фазы. Выражаясь языком психотерапевта, Юнг нам говорит, что благодаря всему разнообразию и множеству лиц, которых ему довелось встретить в ходе своей работы, он смог приобрести бесценный опыт, и эти встречи представляют собой самые прекрасные и самые знаменательные отношения, какие у него складывались когда-либо за все его существование.
Важно подчеркнуть, что индивидуация ведет не только лишь к расширению личности, но также и к расширению коллективных взаимоотношений. Противоположно тому, что иногда считают некоторые люди, индивидуация нисколько не влечет за собой попытки изоляции, отречения от социальной и этической ответственности; личностное сознание и коллективное сознание взаимообогащаются в соответствии с естественным и спонтанным движением вперед. Процесс индивидуации...
«...дает рождение сознанию человеческой общности именно потому, что он позволяет нам осознать реальность бессознательного, которое объединяет и касается целого человечества. Индивидуация — это примирение одновременно с самим собой и с человечеством, поскольку мы являемся частью человечества»
Здесь мы снова встречаем на тех же самых основаниях буддийскую идею сострадания, которая является вторым аспектом мудрости; мудрость и сострадание, две стороны одной монеты, из которых одна представляет личностное сознание, а другая — трансличностное сознание, обе из которых в равной степени необходимы для достижения просветления.
Заметим, в конце концов, что работы Юнга имеют настолько вневременной характер и такой безграничный размах, что невозможно даже приблизительно передать все их богатство и все их значение, а также то влияние, которое они способны оказать на психику индивида. Кроме того, поскольку творчество Юнга развивалось последовательными этапами, трудно передать весь его размах в поверхностном изложении, или же сосредоточиваясь только на одном из аспектов; тем более это трудно, если пытаться анализировать его методы. Чтобы понять эту работу, ее нужно охватить в совокупности, и даже тогда мы не избавлены от трудностей. Вот комментарий на эту тему одного из учеников Юнга, Аиры Прогоффа:
...Я наблюдал... что везде, где преподавали его теории и практику в качестве конкретной юнгианской психологии, везде настаивали на структуре мысли с ее терминологией и концептами. Я осознал, что одной из причин этого была возможность преподать по крайней мере терминологию, тогда как мощное прямое сознание, достигнутое Юнгом, преподать было невозможно.
Во время разговора с философом Прогофф поделился с ним этим открытием; после долгой дискуссии он нетерпеливо задал Юнгу следующий вопрос:
Предположите, что вы освободились от всех трудностей, связанных с поиском интеллектуально удовлетворительной формулировки ваших методов; предположите, что вы можете их сформулировать, не учитывая неправильные толкования и неправильное употребление, которым они могут подвергнуться со стороны других людей; предположите, что вы можете их сформулировать так, чтобы верно отражать ваши самые подлинные впечатления на эту тему; что из этого следовало бы?.. «Ах, — ответил тот, — это было бы очень смешно. Это было бы чистым дзеном».
Согласно Прогоффу, эта отсылка Юнга к дзену означает, что всю свою работу нужно свести к самому главному, к самому фундаментальному, и что эта работа может  выполняться за рамками рациональности.
Я лично думаю, что ссылка Юнга на дзен раскрывает но всей своей чистоте и простоте и более наглядно, чем любой другой тщательно разработанный комментарий, чем именно является в действительности его динамический метод.

Освобождение от страдания

Точно так же, как «излечение душ...» представляло собой задачу и роль Юнга, избавление от страдания, или освобождение, является конечной целью буддизма. Даже еще до появления последнего именно в этом заключалась главная идея философии Индии, но метод освобождения от страдания как такового должен был стать главным вкладом буддизма в индийскую философию. Будда осознал через посредство своего собственного опыта — и он настойчиво это повторял, что философские и метафизические умозрения и абстрактная мысль не имеют сами по себе никакого влияния на жизнь индивида. Единственное, что действительно имеет жизнеутверждающую ценность,— это знание, выходящее из прямого опыта. По этой причине Будда хранил «благородное молчание», когда ему задавали метафизические вопросы о природе Абсолюта, о «вечных истинах». Вместо ответа он показывал путь и утверждал, что каждый из нас должен индивидуально найти свои собственные решения по фундаментальным экзистенциальным проблемам, причем сделать это не посредством интеллекта и логической мысли, но развивая высшее сознание бодхи: Абсолют, Бесконечное, Священное должны не концептуализироваться, а осуществляться внутри себя. Видение и восприятие Будды, преобразование его сознания во время медитации под деревом бодхи не могут выражаться словами. Будда мог только лишь показать путь, метод. В своей чистой сущности путь прост, и его нужно искать не в скрытых и отдаленных местах, в книгах или священных писаниях, но в самой глубокой бездне своей собственной Самости. Эта работа не отличается от работы алхимического подмастерья или юнговского пациента.
Когда преобразование сознания исполняется в пределах психики индивида, тогда метафизика перестает быть метафизикой, она экспериментируется, как интуитивное и абсолютное знание — просветление.
Как писал об этом лама Говинда:
...То, что делает человека блаженным,— это не верование (в смысле принятия определенной догмы), но факт осознания реальности, которая в наших глазах представляет собой метафизику только лишь до тех пор, пока мы переживаем ее как опыт... Если на него смотреть снаружи (как на систему), то буддизм будет метафизикой; если на него смотреть изнутри (как на форму реальности), это будет эмпиризм. С того самого момента, когда метафизика проявлялась на пути внутреннего опыта, Будда ее не отвергал, он отвергал ее, только если речь шла о мысли на дороге умозрения. Метафизика есть совершенно относительный процесс, пределы которого зависят от соответствующего плана опыта, от соответствующих формы и уровня сознания. Будда превзошел метафизику и ее проблемы, не просто игнорируя их, но и абсолютно позитивным образом, так что, благодаря дисциплине и расширению сознания, он раздвинул ее границы, и метафизика, таким образом, стала эмпирикой.
Здесь мне приходит на память, с одной стороны, утверждение Юнга, что его работа основывается на эмпирических фактах, и с другой стороны, обвинения некоторых, плохо истолковавших его работу, или не имевших достаточного опыта, чтобы понять реальность пой работы, которые судили его как туманного мистика. Значительная часть его работы, рассматриваемая как мистическая, оказалась подтверждена открытиями современной науки, и, таким образом, метафизическое стало эмпирическим.
Имеются многочисленные пути, многочисленные дороги, ведущие к освобождению, которое является целью всех школ буддизма. По своей сущности каждый путь представляет собой попытку радикального преобразования сознания, символические смерть и возрождение от состояния профана до состояния духовности, или, в терминах юнгианской психологии, речь здесь идет о жертвоприношении эго ради явления Самости.
Чтобы учесть разнообразные потребности и многочисленные темпераменты индивидов, стали развиваться многообразные методы. В частности, и в тантрическом буддизме существует множество способов и техник. Все эти методы разрабатываются, чтобы можно было воздействовать на три аспекта человеческого существа — тело, слово и разум.
Центральный метод, использованный Буддой в своем собственном процессе преобразования, это — медитация. На тантрическом пути, или Ваджраяне, вначале разнообразные методы медитации применяются в качестве предварительных практик, направленных на успокоение, приручение и дисциплинирование ментального, на достижение интенсивной концентрации, на воспитание внимания и открытие сознания. Отсюда, на этом фундаменте практикуется более сложный метод, свойственный колеснице Ваджраяны, а именно визуализация.
В акте визуализации, где медитирующий строит ментальные образы разных уровней сложности, представляющие собой божества — мирные, прекрасные, сущие в гневе или ужасающие, с которыми он себя отождествляет и которые направляют его в течение этого процесса. Каждое божество соответствует жизненной силе, присутствующей в глубинах индивида, и соединяясь с этими различными божествами, медитирующий вступает в контакт с различными силами — позитивными или негативными — и использует эти силы, или, скорее, трансмутирует их, чтобы достичь высших уровней сознания. Этот метод основывается на иррациональных постулатах, и он того же порядка, что иррациональные процессы жизни метода юнгианской психотерапии.
Медитирующему предлагается божество, выбранное в соответствии с его потребностями и с его конкретными духовными способностями. Его просят все свое внимание посвятить форме божества, которое он должен создать в своем разуме. Самые ничтожные детали этого образа во всей его сложности и во всех его цветах и визуализируются таким способом, что образ становится таким же реальным, как и сам практикующий. Естественно, практикующий не только созерцает это божество, он отождествляется с ним, как бы являясь этим божеством. В этот момент он преобразуется в божество: архетипальная сущность божества передается ему в течение этого времени идентификации с божеством он испытывает то, что называется божественной гордостью, гордостью быть Буддой.
Сердцевина визуализации заключается в этом единении с божеством. Речь идет о динамическом процессе, где эго медитирующего, его обычное сознание оставляется и заменяется высшим сознанием божества. В юнгианских терминах можно сказать, что эго индивида было принесено в жертву Самости.
Процесс визуализации не предназначен для вытеснения несжимаемых частей нашей психики, поскольку архетипальные формы объединяют нас с целым человечеством — причем во все времена,— но скорее он направлен на то, чтобы войти в соприкосновение с ними и постепенно их преобразовать для достижения высшего уровня сознания. Различные божества представляют символы разнообразных форм — позитивных и негативных, добрых и злых, которые дают друг другу бой в нашей психике. Ни одна из этих сил не утрачена: каждая из них эксплуатируется и трансмутируется в чистое сознание, в чистую духовную сущность, где, если говорить языком алхимиков, свинец превращается в золото.
Посмотрим теперь описание одного из этих божеств:
Махаваджрабхайрава должен иметь тело интенсивно синего цвета, девять лиц, тридцать четыре руки и шестнадцать ступней. Ноги с левой стороны должны быть впереди, а с правой стороны — сзади. Он способен проглотить три мира. Он хихикает и издает сильные крики. Его язык выгнут. Он скрипит зубами и хмурит брови. Из его глаз и бровей вырываются языки пламени, подобного космическому огню в момент разрушения Вселенной. Его желтые волосы бесконечны. Он угрожает богам материальных, равно как и нематериальных сфер. Он нагоняет страх даже на ужасающие божества. Он выкрикивает слово «страдание» голосом, подобным грохоту грома. Он пожирает человеческую плоть, костный мозг и жир, и пьет кровь. На его голове венок из пяти ужасающих черепов, и он носит ожерелье, сделанное из пятнадцати свежеотрубленных голов. Его жертвенный шнур имеет форму черной змеи. Его серьги и украшения сделаны из человеческих костей. У него огромный живот, он наг, и его пенис пребывает в эрекции. Из его бровей, век, бороды и волос на теле вырываются языки пламени, подобного космическому огню в конце времен. Его голова посредине — это голова буйвола. Она украшена рогами и выражает буйный гнев. Над этой головой между рогами нависает молодое лицо.
По контрасту перейдем к созерцанию следующего образа:
На ясном и чистом диске луны вы помещаете слог-источник. Из этого слога-источника исходят лучи ярко-синего цвета, которые распространяют огромное и живое сострадание, лучащееся за пределы неба и пространства. Он удовлетворяет потребности и исполняет желания чувствительных существ, принося с собой горячую и сердечную атмосферу, позволяющую осветить смятения. Затем, исходя из этого слога-источника, вы создаете Махавайрокану Будду белого цвета с чертами аристократа — ребенка восьми лет, невинного вида, чистого, мощного, царского. Он одет в костюм индийского средневекового царя. Он носит искрящуюся золотую корону с инкрустацией из волшебных драгоценностей для исполнения желаний. Часть его длинных волос развевается по плечам и спине; другая часть образует на макушке его головы пучок волос, украшенных искрящимся голубым алмазом. Он сидит в позе лотоса на лунном диске, его ладони сложены в мудру медитации и держат ваджру, вставленную в чистый белый кристалл.
А теперь перейдем к созерцанию визуализации, предложенной современным тантрическим учителем для лиц, почитающих Иисуса Христа. Речь идет о практике очищения тела, слова и разума.
Сядьте или встаньте на колени, как вам лучше подходит, в удобную и раскованную позу, но с прямой спиной. При помощи своего духовного глаза визуализируйте Иисуса перед собой. Его лицо имеет покойное, мирное и любящее выражение. Для этой визуализации можно использовать в качестве модели образ воскресшего Христа или Иисуса, проповедующего толпам.
Затем визуализируйте белый, очень лучащийся свет, исходящий от вершины его головы до макушки вашей собственной головы. Этот белый свет является энергией блаженства, божественной природы, и проникая в ваше тело, он очищает всякое физическое загрязнение или грех, накопленные на протяжении жизней без числа. Эта энергия чистого блаженства вычищает все болезни тела, в том числе — рак. Она реактивизирует и восстанавливает функционирование всей вашей нервной системы.
Аналогичным образом теперь визуализируйте красный свет, лучащийся из горла Иисуса и проникающий в ваше собственное горло, распространяющий во всем вашем вокальном центре ощущение блаженства. Если у вас есть трудности какого-либо характера со словом, если вы не перестаете лгать, если вы плохо контролируете то, что вы говорите, если вы предаетесь клевете, высказываете оскорбительные, неприятные, злобные доводы — эта красная энергия блаженства очистит вас от всех негативных вещей. Таким образом вы откроете для себя божественные качества слова.
Затем визуализируйте синий цвет, бесконечно лучистый, исходящий из сердца Христа и проникающий в ваше собственное сердце, очищающий ваш разум от всех его ошибочных концепций. Ваше маленькое, мелочное и эгоистичное эго — как бы начальник или президент иллюзий, и три яда, три министра эго — жадность, ненависть и невежество — полностью вычищаются этим голубым светом, излучающим блаженство. Нерешительный разум, особо скептичный, разъедаемый сомнениями, мятущийся между «может быть, да» и «может быть, нет» оказывается освященным. Также очищается узкий разум, неспособный видеть полноту, потому что его точка зрения слишком ограничена, его поле видения слишком сужено. Когда эта светлая энергия наполнит ваш разум, ваше сердце становится, как лазурь, оно объемлет универсальную реальность, оно заключает в свои объятия все пространство.
При помощи усердной практики, по мере развития высших уровней сознания, божества, созданные ментально, принимают динамичную реальность, мощно влияющую на медитирующего. Если их перенести в терминологию юнгианской психологии, эти божества становятся воплощенными архетипами. В том, что касается их реальности и причин их эффективности, мы можем вернуться к Юнгу, ссылаясь на его определение иллюзии.
По каким критериям рассматриваем мы, что какая-то вещь есть иллюзия? Существует ли для психики что-то, что мы имеем право назвать иллюзией? То, что мы охотно называем иллюзией, может быть для психики жизненным фактором крайней важности, так же необходимым, как кислород для тела, например — психической реальностью первостепенного значения, вполне вероятно, что психика нисколько не обеспокоена категориями, которые служат нам для восприятия и понимания реальности; для нее все, что ходит, есть реально... Ничто не более вероятно: то, что мы называем иллюзией, является реальным для психики; вот почему мы не можем считать, что психическая реальность соизмерима с сознательной реальностью.
Вполне очевидно: нужно иметь в виду, что в терминологии буддийской философии это утверждение было бы действительным только на уровне относительной реальности. На уровне конечной реальности все сущностно пусто.
В тантрических садханах (духовных упражнениях) умственная деятельность по медитации сопровождается мантрами и мудрами, в которых участвуют слово и тело.
Мантры являются священными звуками, слуховыми символами, лишенными конкретного смысла, но они подобно ритму, музыке или поэме обладают силой  эмонации: властью вызывать глубокие чувства и состояния сознания, трансцендирующие обычные мысли и слова. Для посвященного мантра говорит непосредственно и очень прямо, и имеет способность пробуждать латентные силы, спящие в медитирующем. Для других людей мантра остается тайной. Простое декламирование мантры без соответствующей подготовки и без соблюдения соответствующей ментальной установки бесполезно, ибо звук мантры не просто физический, но прежде всего — духовный. Его издает разум и слышит сердце.
Мудры являются символическими позами и жестами, в которых участвуют обе руки и все пальцы крайне изысканным, элегантным и выразительным способом, напоминая движения балийских танцовщиков. Это — физические, внешние выражения внутренних состояний существа. Так же, как мантры, они используются в соответствующем контексте, помогают медитации, благоприятствуют доступу к высшим состояниям сознания. Когда три аспекта существа — тело, слово и разум — одновременно вовлечены в процесс и гармонично координируются при помощи выполнения мудр, чтения мантр и глубокой медитации — тогда пробуждаются первостепенные и универсальные силы, и их эффект потрясает. Мы проникаем в другую реальность.
Ритуалы и церемонии играют знаменательную роль в тантрической практике. Простирания, курение фимиама и подношение цветов, пение, пуджа (ритуальная молитва), обряды посвящения: все эти практики должны исполняться для различных форм медитации и пониматься в своем символическом смысле. Чтобы получить полный эффект, к ним нужно подходить с правильной ментальной установкой и подобающим уважением.
Типичная церемония приобретает все драматические качества инкантации и магии: это праздник для всех чувств, затрагивающий самые глубинные уровни существа. Здесь мы слышим звук рогов и глухое ворчание длинных тибетских труб, рокот цимбал, перезвон колокольчиков, песнопения, декламации мантр и священных текстов, видим знамена с молитвами, яркие цветные одеяния лам, своими позами, жестами и выражением лиц часто напоминающих божества, представленные на хандхах — священных образах, расположенных вокруг; не забудем аромат фимиама, цветы, церемониальные инструменты, пиалы с освященной водой, чай, фрукты и сласти. Речь идет о зрелище, опыте и действе, которое невозможно описать и которое также невозможно забыть.

Духовный друг и аналитик

Поскольку освобождения нельзя достичь посредством книг или абстрактного знания, а только посредством прямого опыта, необходимость человеческого гуру, или духовного учителя, приобретает важное значение. Только при помощи и поддержке другого человеческого существа наше сознание может пробудиться, и мы можем сделать реальный прогресс. Но этот другой человек должен проявить себя квалифицированным мастером, и сам — или сама — продвинуться на этом пути. Его поведение, его знания, ясность его разума, его мудрость, его сострадание будут такими, что сможет не только служить учителем, но также воплощать в себе живой пример просветленного отношения. Гуру не могут передавать свою мудрость своим ученикам, но их слова, резонирующие за пределами смысла обычных слов, вполне способны затронуть учеников и помочь им двигаться вперед, когда они готовы принять учение. Тогда здесь как будто ключ открывает дверь восприятия в глубине души учеников, во внутреннем их мире, в самой глубине их существа, и оттого постепенно расширяются их горизонты. Внутреннее существо буквально чувствует, что его сознание расширяется, что свет увеличивается при каждом контакте с гуру. Реальный гуру, модель совершенного человека, является архетипальным символом высшего гуру как принципа состояния Будды, и таким образом процесс в разуме учеников становится постоянным, становится вечным — до тех пор, пока образ гуру не интегрируется полностью в их внутренний мир. Ученик мыслит это таким образом, что учитель находится не снаружи, а внутри его собственной психики, и он сам будет никем иным, как своей собственной Самостью.
Функция гуру, которых иногда называют духовными друзьями, включает в себя несколько аспектов. Остановимся на очень образном тексте тибетского учителя и философа XI века Ганпопы, сделавшего описание роли духовных друзей.
Духовного друга можно сравнить либо с проводником, сопровождающим нас в путешествии по незнакомой местности, либо с эскортом, охраняющим нас при пересечении опасных территорий, либо с переправщиком, помогающим нам перебраться через широкую реку.
В первом случае, когда мы идем без проводника по незнакомой местности, мы подвергаемся опасности заблудиться и чувствовать себя потерянными. Напротив, в компании проводника мы достигаем желаемого места в безопасности, не исключая ни одного этапа.
Во втором сравнении опасные местности кишат ворами и разбойниками, дикими зверями и другими вредоносными существами. Пересекая эти области без охраны, мы подвергаемся опасности потерять свою жизнь или, по меньшей мере, свое имущество. Напротив, с мощной охраной мы достигаем нашей цели, не подвергая себя никаким потерям...
Наконец, в третьей ситуации, где мы переправляемся через широкую реку, если мы поднимаемся на лодку без переправщика, то мы рискуем либо утонуть, либо быть унесенными течением и никогда не достичь другого берега. Напротив, с проводником на борту, благодаря его помощи и его усилиям, мы в полной безопасности достигаем другого берега.
Юнг хорошо знал опасности, исходящие от «диких зверей и других вредоносных существ», и ужас, охватывающий человека, когда он погружается в темные сферы своего бессознательного: он сам пережил такой опыт. А алхимики — до него. Они тоже полностью осознавали возможность психического взрыва, внутренне присущего их опусу. Алхимики и Юнг со всей очевидностью были полностью согласны с предупреждениями тибетского учителя.
Следуя советам Шакьямуни Будды никогда не навязывать свое учение другому, в тибетской традиции принято предоставлять свое учение только в ответ на искреннюю просьбу и серьезное намерение. Для тибетских учителей акт поиска и просьбы о помощи сам по себе вызывает энергию, позволяющую принять эту помощь и слушать не только ушами, но и сердцем.
Аналитик принципиально играет ту же самую роль, что и духовный друг, даже если между ними существует значительная разница. Как мы говорили выше, согласно Юнгу, во время психологического лечения врачеватель тоже должен быть затронут лечебной встречей. Она может составлять для него опыт регенерации, но может выражаться в психологическом заражении, угрожающем эмоциональному равновесию врачевателя. Напротив, подразумевается, что гуру достиг высокого уровня духовной реализации и никоим образом не подвержен такому заражению; он не страдает от сопротивления своих учеников. На самом деле в тантрическом буддизме некоторые медитационные практики включают умственное подношение для гуру, состоящее из всех объектов и мотивов жадности, ненависти и т. д., в общем, всего негативного в ученике. Некоторые ламы говорили мне, что реакции их учеников и, в частности, признание их помощи для прояснения смятения и уменьшения страдания учеников, трогали их и имели следствием увеличение их духовных ресурсов и сил.

Опасности

Юнг и тантрические буддисты в одинаковой степени осознают риски, внутренне присущие практике их методов. Юнг не перестает предостерегать нас против возможных пагубных последствий и опасностей, которым мы подвергаемся, когда содержание бессознательного оказывается освобожденным без соответствующих предосторожностей и адекватной защиты. Сознание может оказаться переполненным с риском психического обрушения и тяжелыми последствиями, которые могут привести к психозу. Сравнивая потенциальную взрывоопасную мощь архетипов с мощью расщепления атома, он подчеркивает:
Как и мир атомов, архетипы имеют следующую особенность: чем глубже проникает исследователь в мир микрофизики, тем более разрушительными оказываются взрывоопасные силы, которые он там встречает.
Вот почему жизненно важно обладать крепкой психической структурой, прежде чем вступать в противостояние с бессознательным.
Тантрические учители обращаются к нам со вполне аналогичным предостережением: преподаваемые ими методы не только интенсивны, но и чрезвычайно мощны и, следовательно, опасны. Они требуют от ученика адекватной предварительной подготовки и постепенного посвящения в практику под руководством квалифицированного учителя. Они настаивают на важности сохранения в любой момент контакта с реальностью своего собственного опыта, с его земным и конкретным аспектом. Юнг был бы с ними совершенно согласен: он знал, насколько для него было важно продолжать ежедневно заниматься своей работой, жить в семье и выполнять свои разнообразные обязанности, даже если он в этот период времени находился в самом эпицентре противостояния с бессознательным.
Тибетские буддисты энергично советуют западным людям не оставлять ценностей своей культуры. Иметь правильное понимание своей собственной цивилизации и быть в нее глубоко укорененным является необходимым предварительным условием, чтобы человек мог рискнуть обратиться к инородной традиции и получить полную отдачу от ее практики. Ибо всегда остается опасность ухватить лишь буквальный смысл символов и ритуалов без понимания их глубинного значения, и таким образом подвергнуть себя риску заблудиться и потеряться в своей реальности.
Визуализированные образы в тантрической медитации представляют собой архетипы, и поэтому нужно быть особенно бдительным, когда вовлекаешься в эту практику. В самом деле, всякий архетип обладает двойным аспектом — светлым и сумрачным; когда мрачный аспект внезапно вырывается из глубин бессознательного, он может вызвать галлюцинации и утрату контакта с реальностью. Например, в архетипе Великой Матери имеется два парадоксальных аспекта: один питательный и созидательный, другой пожирающий и разрушающий. Слабая личность, с недостаточно развитым сознанием, может почувствовать себя дезориентированным в момент неожиданного появления архетипа в его ужасающем аспекте. Я неоднократно была сама свидетелем такого нежелательного эффекта с западными учениками во время интенсивных сеансов медитации.

Психология Юнга и буддизм 
Радмила Моаканин