В апреле 2011 года геше Келсанг Вангмо вошла в историю, став первой женщиной-геше. Это возвестило о начале новой эры для монахинь, которые могут теперь получать высшие ученые степени и занимать важные посты в системе буддийского духовного образования, где традиционно доминировали мужчины. «Было огромным удовольствием видеть, как досточтимой Келсанг Вангмо присуждают степень геше, и я надеюсь, что многие монахини, среди которых есть те, кто уже много лет назад закончил учебу, очень скоро последуют ее примеру, − рассказала журналу «Мандала» досточтимая Кунпхен, координатор духовных программ в медитационном центре «Тушита» в Дхарамсале. − Это большой шаг вперед, который существенно поднимет авторитет и уважение к монахиням».
В июле 2012 г., находясь у себя в доме на Маклеонд Гадж в Индии, геше Келсанг Вангмо дала интервью «Мандале» в переписке по электронной почте. Полностью интервью с геше Вангмо и историю появления женщины-геше можно прочитать в печатном номере журнала «Мандала» за октябрь-декабрь 2012 г.
− Как вы пришли к тому, чтобы начать изучать тибетский буддизм и стать монахиней?
− Я родилась и выросла в Германии, и, перед тем как поступать в университет после средней школы, решила сделать перерыв и попутешествовать. Я была тогда совсем растеряна. Не знала, что буду изучать, и, что даже важнее, что мне делать со своей жизнью. Меня привлекала медицина, но в то же время я чувствовала сильный интерес к психологии, антропологии и языкам. Иногда мне хотелось выйти замуж, создать семью и поселиться недалеко от своего родного города, а иногда ‒ быть независимой и жить на другом континенте. Я надеялась, что, если отложу решение на потом и посвящу время путешествиям, мне будет легче определиться.
Я отправилась в Египет, потом в Израиль, где несколько месяцев была волонтером в киббуце. Затем путешествовала по Греции, Турции и Таиланду. Когда закончились деньги, некоторое время работала в Японии, а потом продолжила путешествия по Индонезии и в конце концов по Индии.
Когда я приехала в Калькутту весной 1990-го, было уже довольно жарко, и я поехала на поезде на север страны, в Варанаси. После череды осмотров достопримечательностей, тепловых ударов и дизентерии я отправилась в горы, в Манали, где другие путешественники рассказали мне о Дхарамсале, Его Святейшестве Далай-ламе, тибетском сообществе в эмиграции и... замечательном шоколадном торте. Поэтому я решила перед возвращением в Германию провести несколько дней в Маклеод Гандже.
Приехав в Маклеод Гандж на закате дня, я чувствовала себя слегка утомлённой и разочарованной. Хотя во время путешествия я встречала замечательных людей и многому научилась, знакомилась с интересной культурой и обычаями разных народов, у меня до сих пор не было ответов на вопросы, которые я искала.
Большинство отелей, куда я приходила, были забронированы. В конце концов я остановилась в двухместной комнате с тремя другими девушками. Ложась спать на полу в ту ночь, я ощущала себя потерянной и несчастной. Утром, однако, всё было иначе. Помню, как открыла глаза и увидела клопа, подползающего к ножке кровати рядом с моей головой, и подумала, что очень счастлива. Я чувствовала такое счастье и умиротворение, что решила продлить свой приезд и остаться еще на несколько недель. Оглядываясь назад, я думаю, что причина столь огромного изменения в ощущениях в том, что Маклеод Гандж – даже сейчас, несмотря на бесчисленные гостиницы, рестораны и туристов – очень особенное и благословенное место, являющееся таким благодаря присутствию Его Святейшества Далай-ламы, других высоких лам и большого количества практикующих.
Я нашла прекрасную комнату и начала исследовать Маклеод Гандж и его окрестности. Через несколько недель я записалась на курс буддийской медитации, который вел индиец, родившийся и выросший в сообществе парсов (зороастрийцев) в Бомбее. В молодости у него появился интерес к буддизму тхеравады, он стал буддистом и начал вести буддийские тхеравадинские курсы с учениями и медитацией.
Первый день его учений, который был посвящен Четырем благородным истинам, полностью перевернул мою жизнь. Хотя у меня было бесчисленное количество вопросов, большая часть того, о чём он рассказывал, имела для меня огромное значение; как будто всё встало на свои места, и мне немедленно захотелось узнать о Дхарме больше. После этого курса индийский учитель организовал летний месячный семинар в медитационном центре «Тушита», где я тоже побывала. В то время я читала книгу Ламы Еше «Энергия мудрости» (Lama Yeshe. Wisdom Energy), которая оказала на меня огромное влияние и привела к учениям махаяны.
После летнего ретрита я начала посещать учения таких тибетских лам как Кирти Ценшаб Ринпоче, Лати Ринпоче и других. Осенью 1990 года я поехала в монастырь Копан в Непале, посетила курс с досточтимой Кэрин Уэлхэм, после чего прошла месячный ноябрьский курс, который провел Кирти Ценшаб Ринпоче. К тому моменту у меня появилась огромная вера в тибетский буддизм и желание стать монахиней.
Найдя, наконец, то, что искала, я позвонила родителям, объяснила, чем я занималась в последние месяцы и попросила их благословения стать монахиней. Неудивительно, что моя мама страшно разволновалась, так как ничего не знала о тибетском буддизме и предположила, что я стала последователем какой-то секты. «Не отдавай свои деньги!» ‒ предупредила она меня, думая, что мне промывают мозги на эту тему. Она вылетела из Германии буквально на следующем самолете и была в Непале на следующий день.
Оказавшись в Копане, моя мама своими глазами увидела, что я делаю. Она встретила нескольких немецко-говорящих студентов и пришла к пониманию, как много значит для меня монашество. Тем не менее, она попросила меня подождать несколько месяцев и, поскольку у меня постоянно мучила дизентерия, поехать с ней в Германию лечиться. Если после этого я всё ещё буду хотеть стать монахиней, родители обещали дать своё благословение. Перед тем, как вернуться в Германию, мы с мамой поехали в Варанаси получить посвящение Калачакры от Его Святейшества Далай-ламы, хотя я с трудом что-то понимала, а мама вместо учений гуляла по магазинам Варанаси.
Весной 1991 года, проведя несколько месяцев с семьей, я вернулась в Дхарамсалу. Я сняла комнату в Тушите и взяла обеты рабджунга у Кирти Ценшаба Ринпоче. Не зная, куда податься новоиспеченной монахине, я решила остаться в безопасном мире «Тушиты» и поработать в библиотеке. В сезон дождей я прошла там трехмесячный ретрит по Ваджрасаттве.
− Где вы встретились с ламой Сопой? Есть ли у вас связь с ним?
− В течение всех этих месяцев я отчаянно хотела встретиться с ламой Сопой Ринпоче, потому что очень много о нём слышала. К сожалению, он был слишком занят тогда, чтобы приехать в Тушиту.
Однако после ретрита по Ваджрасаттве до меня дошел слух, что Ринпоче, возможно, будет давать учение на ноябрьском курсе в Непале. Поэтому осенью 1991 года я поехала в Непал и через некоторое время действительно встретилась с Ринпоче. Он провел часть ноябрьского курса и оказал на меня такое влияние, как никакой другой лама до него, за исключением Его Святейшества Далай-ламы. Я не могу выразить, какие именно чувств вызывал во мне Ринпоче, но от самой мысли об этом на глаза наворачиваются слёзы. Он один из самых потрясающих людей, которых я когда-либо видела, и он действительно изменил мою жизнь своим глубоким вдохновляющим примером и несравненными учениями.
После ноябрьского курса я получила у Кирти Ценшаба Ринпоче обеты гецула вместе с дост. Тони Бьюмонт, дост. Ритой Риникер, дост. Фрэн Мохаупт и несколькими другими западными людьми. У меня также была аудиенция с ламой Сопой Ринпоче, который посоветовал мне совершить 400 000 простираний, 300 000 подношений мандалы, 200 000 молитв прибежища и т. д. Я отправилась из Копана в Бодхгаю, чтобы начать делать простирания. Когда жара стала слишком сильной, я продолжила в Дхарамсале, где нашла комнату в Elysium House около «Тушиты».
Вначале я по-настоящему наслаждалась покоем и умиротворением ретрита, проводя много времени наедине с собой. Но постепенно я начала видеть свои ограничения, особенно то, что я так слабо понимаю Дхарму и у меня так много вопросов. Поэтому я решила учить тибетский язык и слушать больше учений.
Получив разрешение от ламы Сопы Ринпоче и Кирти Ценшаба Ринпоче, я начала искать учителя тибетского. Моя подруга, тибетская монахиня, которая была племянницей покойного ген Ламримпы, рассказала мне об очень образованном и опытном учителе из Института буддийской диалектики, геше Гьяцо-ла. На следующий день я пошла на встречу с ним и попросила его учить меня тибетскому языку. Он ответил: «Я буду учить тебя, как вести диспут, поскольку это кратчайший путь выучить тибетский». Ничего не зная про диспут и желая выучить тибетский как можно скорее, я очень разволновалась. Вот так я узнала о таком эффективном инструменте как диспут.
− Когда вы поступили на программу геше? Можете рассказать, что включает в себя обучение на степень геше? Было ли вам труднее из-за того, что вы – женщина?
− Техника ведения диспута показалась мне столь полезной, что в 1993 году я записалась в новый класс образовательной программы на степень геше в Институте буддийской диалектики. В то время я не очень хорошо представляла, что включает эта программа и сколько она длится. Поскольку ее описывали как требующую много времени и очень трудную, я на самом деле думала, что долго не продержусь. Я решила поучиться пару лет, надеясь, что выучу достаточно, чтобы читать тексты и получать инструкции у тибетских учителей напрямую.
Зная, что большинство моих одноклассников будут мужчинами, я попробовала разузнать, не получится ли у меня учиться в одном из женских монастырей. Однако в то время тибетские женские монастыри не принимали на свои образовательные программы западных монахинь, поскольку им было сложно разместить и прокормить своих собственных студенток. Долма Линг состоял из нескольких монахинь, которые ютились в маленьком индийском здании возле того места, где сейчас находится этот монастырь. В Джамьянг Чолинге тогда было около 12 монахинь, а жили они в отремонтированном коровнике на Маклеод Гандж и пытались купить землю для своего нового монастыря. Даже несмотря на то, что Ганден Чолинг на Маклеод Гандж к тому моменту уже открыл свой институт, он был катастрофически переполнен новыми монахинями, прибывающими из Тибета почти каждый день. Наконец, из-за необходимости получать визу и тому подобных обстоятельств в остальных женских монастырях Индии и Непала, я решила, что Институт буддийской диалектики подходит мне лучше всего.
Сперва в моем классе было более 40 студентов, большинство из которых были монахами тибетской традиции. У нас также было несколько западных студентов, но, к сожалению, спустя несколько месяцев большинство из них перестали учиться, за исключением английского монаха (дост. Джош Глак) и мирянина из США (Дон Эйзенберг). Оба они проучились около 10 лет.
Наша учебная программа была основана на программе монастыря Дрепунг Лоселинг; мы учились по их текстам и большинство наших учителей были оттуда. Первый год мы изучали «Избранные темы» (тиб. due tra), «Ум и знание» (прим. переводчика: как чаще всего называется этот предмет по-русски, или «Теорию восприятия и правильного познания») (тиб. lo rig), «Логику и основы диспута» (тиб. ta rig). Следующие шесть лет мы изучали «Абхисамаяаламкару» Майтреи, этот курс также называют изучением сутр Праджняпарамиты ‒ сутр совершенства мудрости. После этого мы три года изучали мадхьямаку – срединный путь, два года «Абхидхармакошу» (Сокровищницу знаний). И два года винаю – дисциплину. Ввиду того, что институт был основан Его Святейшеством Далай-ламой, который хотел, чтобы студенты получали внесектарное образование риме, мы также три семестра изучали и проводили диспуты по остальным трём тибетским традициям. Наш институт приглашал кхенпо из нингмапинского монастыря Намдрёл-линг. После этого мы провели семестр в Дзонгсар Шедре, изучая традицию сакья, и один семестр в монастыре Шерап Линг традиции кагью. Последние два года программы мы изучали «Большое руководство по этапам тантры» (тиб. nga rim chen mo) ламы Цонкапы.
Все дни кроме воскресенья у нас было по полтора часа лекций и около четырех часов диспутов. В конце каждого года у нас был письменный экзамен и дебаты. Завершив изучение «Абхисамайяаламкары»/сутр Праджняпарамиты, мы сдавали кучу разных экзаменов в форме письменных тестов и диспутов, в которых проверялось всё, что мы прошли за все шесть лет изучения этой темы. Точно такие же испытания были после завершения изучения мадхьямаки. В остальное время мы сдавали по три-четыре экзамена каждый год и 50-страничную диссертацию на тибетском в конце.
Хотя я имела некоторое представление о диспутах в начале программы, говорить по-тибетски почти не могла, что очень затрудняло общение с одноклассниками. Тем не менее, как сказал геше Гьяцо-ла, научиться разговорному языку оказалось не так уж сложно, так как диспуты – как говорят тибетцы – «сделали мой язык подвижным».
Мне очень повезло с классом, поскольку многие мои одноклассники были из монастырей Сера, Дрепунг или Ганден, где проучились по много лет. Преподаватели направили их в Институт буддийской диалектики с тем, чтобы подучить грамматику английского или тибетского, или из-за проблем со здоровьем, возникающих вследствие жары на юге Индии. Даже несмотря на то, что многие из них знали уже очень много, по правилам института того времени всех записали в начальный класс. Это оказалось огромным преимуществом для остальных учеников в классе, поскольку во время диспутов мы, в основном, учились друг у друга. Более того, некоторым из нас повезло провести зимние каникулы в Дрепунг Лоселинге, чтобы углубить свои знания. Вначале мне там даже разрешали участвовать в диспутах с монахами.
Тем не менее, первые десять лет были, мне кажется, чрезвычайно сложными. Из-за языкового барьера и культурных различий я часто была в тупике, не понимая, почему всё делается так, а не иначе. Вдобавок из-за того, что тибетский мне не родной, приходилось работать невероятно много, чтобы не отстать. Сложнее всего предыдущего оказалось то, что я была единственной женщиной в классе. Программа обучения занимала столь много времени, что поддерживать социальные связи вне её было почти невозможно. Поэтому всё общение с другими людьми происходило на площадке для диспутов, в классе или когда мы должны были вместе готовиться к диспутам и так далее. Даже несмотря на то, что мои одноклассники были очень дружны между собой, они старались быть хорошими монахами и не хотели проводить время с монахиней. У меня сложились отношения с одним-двумя одноклассниками, которые иногда приходили меня проведать и подбодрить. Временами я чувствовала себя настолько одинокой и несчастной, что не знала, как продержусь следующие месяцы.
Думаю, я не сдалась прежде всего благодаря доброте моего удивительного учителя, геше Гьяцо-ла. Всякий раз, когда у меня была проблема, я шла к нему. Он помогал с учебой, объяснял сложные моменты, давал совет и вдохновлял на продолжение занятий. Кроме того, меня подталкивало удовольствие, которое я получала от учёбы. Изучение и диспуты по священным буддийским текстам приносили глубокое чувство счастья и удовлетворения. Они сделали мою жизнь намного более значимой и повернули мой ум к Дхарме. Поэтому, несмотря на все трудности, я не жалею ни об одном дне из последних 18 лет.
Последний экзамен я сдала в конце 2009 году, а примерно годом позже – 50-страничную диссертацию. Она была посвящена теме взаимозависимого возникновения.
Хотя мне говорили, что Институт буддийской диалектики занимается получением разрешения на выдачу степени геше успешно прошедшим программу, я никогда не верила, что это произойдет, поскольку традиционно эту степень давали лишь в Сера, Дрепунге и Гандене. Многие наши монахи могли, сдав все экзамены в Институте буддийской диалектики, получить степень в монастыре Дрепунг Лоселинг, проведя там немного времени и уладив небольшие формальности (став официально монахами Дрепунг Лоселинга и т. п.), и через несколько недель иметь степень геше. Однако, из-за того, что в монастырь могут быть приняты только монахи, монахиня не может пойти этим путем. Поэтому Институт буддийской диалектики приложил огромные усилия, чтобы иметь возможность давать степень геше всем своим студентам, включая монахинь.
В апреле 2011 года это наконец произошло: Его Святейшество Далай-лама и министр по делам религии и культуры дали разрешение. Во время тщательно подготовленной церемонии моим одноклассникам и мне, а также студентам выпускного класса присвоили степень геше.
Хотя это решение вызвало небольшие противоречия, некоторые тибетцы говорили мне, что эта инициатива помогла подготовить почву для женских монастырей, чтобы те могли присуждать степень геше монахиням. Со следующего года монахини из гелугпинских монастырей Индии и Непала, завершившие программу обучения, получат возможность повторить материал и сдать экзамены, а затем продолжить обучение еще четыре года. Успешно завершив всё, они получат степень геше.
− Какой совет вы могли бы дать монахине, поступающей на программу геше?
− Мой совет монахиням, поступающим на программу геше, не бояться многих лет, что ждут впереди, а стараться проживать каждый день по очереди. Важнее всего − дойти цели, не сдаться. Я уверена, что если такая обычная простая монахиня, как я, смогла пройти её, любая монахиня сможет, просто проявив упорство.
По мере того как буддизм медленно распространяется и, надеюсь, пускает корни на Западе, нам нужно больше западных монахов и монахинь, серьезно изучавших и проводивших диспуты по буддийским трактатам, которые способны без привлечения переводчика передавать свои знания другим. Более того, без глубокого понимания буддийских учений заниматься серьезной практикой очень сложно.
В действительности не следует относиться к буддийскому образованию как к чему-то отдельному от буддийской практики, оно − его часть. Многие геше объясняют, что изучение философии и дебаты являются аналитической медитацией в том смысле, что человек слушает учения, размышляет над ними в процессе диспутов и немедленно предпринимает попытку познакомиться с ними таким образом, чтобы интегрировать в свою повседневную жизнь.
− Чему вы посвящаете своё время теперь, после завершения программы геше?
− Даже закончив программу геше, я всё ещё провожу значительную часть дня за чтением текстов. Иногда я просматриваю то, что изучила; иногда читаю тексты, которые раньше не могла прочесть. Я также слушаю учения, встречаюсь с учителями, чтобы задать вопросы, и так далее.
Несколько лет назад я начала преподавать «Абхисамаяаламкару»/сутры Праджняпарамиты на английском. Каждую весну и осень я по два месяца учу группу западных людей в Институте буддийской диалектики, постепенно проходя все темы в том же ключе, в каком их преподают в монастырских учебных заведениях. Однако из-за того, что по этому предмету нет достаточного количества письменных материалов, у меня уходит много времени на перевод отдельных частей текстов и подготовку раздаточных материалов. Каждый год весной я также преподаю буддийскую философию группе студентов университета Эмори в США, которые проходят дополнительный учебный курс в Институте буддийской диалектики.
В конце концов мне хотелось бы уйти в долгий ретрит.
− Вы преподавали что-нибудь в медитационном центре «Тушита» или собираетесь?
− На протяжение последних 20 лет я чувствую очень сильную связь с центром «Тушита», поскольку это первый буддийский центр, где я получала учения по Дхарме. Последние годы я иногда проводила короткие учения в «Тушите» и несколько раз переводила лам во время посвящений. Недавно «Тушиту» посетил лама Сопа Ринпоче, и мне выпало огромное счастье слушать некоторые его учения и попасть на аудиенцию с ним. Я не видела Ринпоче с 1991 года и пребывание рядом с ним оказало на меня очень сильное влияние. Как будто всё, что я изучила за время учёбы, вдруг ожило, приняв форму этого человека.
В то время его помощник, досточтимый Роджер Кунсанг, попросил меня преподавать в одном из центров ФПМТ. Однако поскольку я чувствую себя очень обязанной Институту буддийской диалектики, который проявил ко мне большую доброту и так сильно поддерживал, я не могу в настоящее время уехать из Дхарамсалы. Поэтому я решила предложить свои услуги «Тушите», где дост. Кунпхен планирует в следующем году организовать курс об уме, т. е. «Ум и знание» (тиб. lo rig).
− Думали ли вы, начиная изучать Дхарму, что когда-то захотите преподавать?
− Когда я начинала изучать Дхарму, я не особенно думала, что буду делать в будущем. Единственное, чего я хотела, − узнать больше об этой невероятно обширной и глубокой философии.
Прочесть больше о возникновении женщин геше и полную статью о геше Вангмо можно в печатном номере журнала «Мандала» за октябрь-декабрь 2012 г.
Узнать больше о медитационном центре «Тушита» и программах, которые в ней проводятся, можно на сайте центра «Тушита».
Перевод Анны Лисковец
В июле 2012 г., находясь у себя в доме на Маклеонд Гадж в Индии, геше Келсанг Вангмо дала интервью «Мандале» в переписке по электронной почте. Полностью интервью с геше Вангмо и историю появления женщины-геше можно прочитать в печатном номере журнала «Мандала» за октябрь-декабрь 2012 г.
− Как вы пришли к тому, чтобы начать изучать тибетский буддизм и стать монахиней?
− Я родилась и выросла в Германии, и, перед тем как поступать в университет после средней школы, решила сделать перерыв и попутешествовать. Я была тогда совсем растеряна. Не знала, что буду изучать, и, что даже важнее, что мне делать со своей жизнью. Меня привлекала медицина, но в то же время я чувствовала сильный интерес к психологии, антропологии и языкам. Иногда мне хотелось выйти замуж, создать семью и поселиться недалеко от своего родного города, а иногда ‒ быть независимой и жить на другом континенте. Я надеялась, что, если отложу решение на потом и посвящу время путешествиям, мне будет легче определиться.
Я отправилась в Египет, потом в Израиль, где несколько месяцев была волонтером в киббуце. Затем путешествовала по Греции, Турции и Таиланду. Когда закончились деньги, некоторое время работала в Японии, а потом продолжила путешествия по Индонезии и в конце концов по Индии.
Когда я приехала в Калькутту весной 1990-го, было уже довольно жарко, и я поехала на поезде на север страны, в Варанаси. После череды осмотров достопримечательностей, тепловых ударов и дизентерии я отправилась в горы, в Манали, где другие путешественники рассказали мне о Дхарамсале, Его Святейшестве Далай-ламе, тибетском сообществе в эмиграции и... замечательном шоколадном торте. Поэтому я решила перед возвращением в Германию провести несколько дней в Маклеод Гандже.
Приехав в Маклеод Гандж на закате дня, я чувствовала себя слегка утомлённой и разочарованной. Хотя во время путешествия я встречала замечательных людей и многому научилась, знакомилась с интересной культурой и обычаями разных народов, у меня до сих пор не было ответов на вопросы, которые я искала.
Большинство отелей, куда я приходила, были забронированы. В конце концов я остановилась в двухместной комнате с тремя другими девушками. Ложась спать на полу в ту ночь, я ощущала себя потерянной и несчастной. Утром, однако, всё было иначе. Помню, как открыла глаза и увидела клопа, подползающего к ножке кровати рядом с моей головой, и подумала, что очень счастлива. Я чувствовала такое счастье и умиротворение, что решила продлить свой приезд и остаться еще на несколько недель. Оглядываясь назад, я думаю, что причина столь огромного изменения в ощущениях в том, что Маклеод Гандж – даже сейчас, несмотря на бесчисленные гостиницы, рестораны и туристов – очень особенное и благословенное место, являющееся таким благодаря присутствию Его Святейшества Далай-ламы, других высоких лам и большого количества практикующих.
Я нашла прекрасную комнату и начала исследовать Маклеод Гандж и его окрестности. Через несколько недель я записалась на курс буддийской медитации, который вел индиец, родившийся и выросший в сообществе парсов (зороастрийцев) в Бомбее. В молодости у него появился интерес к буддизму тхеравады, он стал буддистом и начал вести буддийские тхеравадинские курсы с учениями и медитацией.
Первый день его учений, который был посвящен Четырем благородным истинам, полностью перевернул мою жизнь. Хотя у меня было бесчисленное количество вопросов, большая часть того, о чём он рассказывал, имела для меня огромное значение; как будто всё встало на свои места, и мне немедленно захотелось узнать о Дхарме больше. После этого курса индийский учитель организовал летний месячный семинар в медитационном центре «Тушита», где я тоже побывала. В то время я читала книгу Ламы Еше «Энергия мудрости» (Lama Yeshe. Wisdom Energy), которая оказала на меня огромное влияние и привела к учениям махаяны.
После летнего ретрита я начала посещать учения таких тибетских лам как Кирти Ценшаб Ринпоче, Лати Ринпоче и других. Осенью 1990 года я поехала в монастырь Копан в Непале, посетила курс с досточтимой Кэрин Уэлхэм, после чего прошла месячный ноябрьский курс, который провел Кирти Ценшаб Ринпоче. К тому моменту у меня появилась огромная вера в тибетский буддизм и желание стать монахиней.
Найдя, наконец, то, что искала, я позвонила родителям, объяснила, чем я занималась в последние месяцы и попросила их благословения стать монахиней. Неудивительно, что моя мама страшно разволновалась, так как ничего не знала о тибетском буддизме и предположила, что я стала последователем какой-то секты. «Не отдавай свои деньги!» ‒ предупредила она меня, думая, что мне промывают мозги на эту тему. Она вылетела из Германии буквально на следующем самолете и была в Непале на следующий день.
Оказавшись в Копане, моя мама своими глазами увидела, что я делаю. Она встретила нескольких немецко-говорящих студентов и пришла к пониманию, как много значит для меня монашество. Тем не менее, она попросила меня подождать несколько месяцев и, поскольку у меня постоянно мучила дизентерия, поехать с ней в Германию лечиться. Если после этого я всё ещё буду хотеть стать монахиней, родители обещали дать своё благословение. Перед тем, как вернуться в Германию, мы с мамой поехали в Варанаси получить посвящение Калачакры от Его Святейшества Далай-ламы, хотя я с трудом что-то понимала, а мама вместо учений гуляла по магазинам Варанаси.
Весной 1991 года, проведя несколько месяцев с семьей, я вернулась в Дхарамсалу. Я сняла комнату в Тушите и взяла обеты рабджунга у Кирти Ценшаба Ринпоче. Не зная, куда податься новоиспеченной монахине, я решила остаться в безопасном мире «Тушиты» и поработать в библиотеке. В сезон дождей я прошла там трехмесячный ретрит по Ваджрасаттве.
− Где вы встретились с ламой Сопой? Есть ли у вас связь с ним?
− В течение всех этих месяцев я отчаянно хотела встретиться с ламой Сопой Ринпоче, потому что очень много о нём слышала. К сожалению, он был слишком занят тогда, чтобы приехать в Тушиту.
Однако после ретрита по Ваджрасаттве до меня дошел слух, что Ринпоче, возможно, будет давать учение на ноябрьском курсе в Непале. Поэтому осенью 1991 года я поехала в Непал и через некоторое время действительно встретилась с Ринпоче. Он провел часть ноябрьского курса и оказал на меня такое влияние, как никакой другой лама до него, за исключением Его Святейшества Далай-ламы. Я не могу выразить, какие именно чувств вызывал во мне Ринпоче, но от самой мысли об этом на глаза наворачиваются слёзы. Он один из самых потрясающих людей, которых я когда-либо видела, и он действительно изменил мою жизнь своим глубоким вдохновляющим примером и несравненными учениями.
После ноябрьского курса я получила у Кирти Ценшаба Ринпоче обеты гецула вместе с дост. Тони Бьюмонт, дост. Ритой Риникер, дост. Фрэн Мохаупт и несколькими другими западными людьми. У меня также была аудиенция с ламой Сопой Ринпоче, который посоветовал мне совершить 400 000 простираний, 300 000 подношений мандалы, 200 000 молитв прибежища и т. д. Я отправилась из Копана в Бодхгаю, чтобы начать делать простирания. Когда жара стала слишком сильной, я продолжила в Дхарамсале, где нашла комнату в Elysium House около «Тушиты».
Вначале я по-настоящему наслаждалась покоем и умиротворением ретрита, проводя много времени наедине с собой. Но постепенно я начала видеть свои ограничения, особенно то, что я так слабо понимаю Дхарму и у меня так много вопросов. Поэтому я решила учить тибетский язык и слушать больше учений.
Получив разрешение от ламы Сопы Ринпоче и Кирти Ценшаба Ринпоче, я начала искать учителя тибетского. Моя подруга, тибетская монахиня, которая была племянницей покойного ген Ламримпы, рассказала мне об очень образованном и опытном учителе из Института буддийской диалектики, геше Гьяцо-ла. На следующий день я пошла на встречу с ним и попросила его учить меня тибетскому языку. Он ответил: «Я буду учить тебя, как вести диспут, поскольку это кратчайший путь выучить тибетский». Ничего не зная про диспут и желая выучить тибетский как можно скорее, я очень разволновалась. Вот так я узнала о таком эффективном инструменте как диспут.
− Когда вы поступили на программу геше? Можете рассказать, что включает в себя обучение на степень геше? Было ли вам труднее из-за того, что вы – женщина?
− Техника ведения диспута показалась мне столь полезной, что в 1993 году я записалась в новый класс образовательной программы на степень геше в Институте буддийской диалектики. В то время я не очень хорошо представляла, что включает эта программа и сколько она длится. Поскольку ее описывали как требующую много времени и очень трудную, я на самом деле думала, что долго не продержусь. Я решила поучиться пару лет, надеясь, что выучу достаточно, чтобы читать тексты и получать инструкции у тибетских учителей напрямую.
Зная, что большинство моих одноклассников будут мужчинами, я попробовала разузнать, не получится ли у меня учиться в одном из женских монастырей. Однако в то время тибетские женские монастыри не принимали на свои образовательные программы западных монахинь, поскольку им было сложно разместить и прокормить своих собственных студенток. Долма Линг состоял из нескольких монахинь, которые ютились в маленьком индийском здании возле того места, где сейчас находится этот монастырь. В Джамьянг Чолинге тогда было около 12 монахинь, а жили они в отремонтированном коровнике на Маклеод Гандж и пытались купить землю для своего нового монастыря. Даже несмотря на то, что Ганден Чолинг на Маклеод Гандж к тому моменту уже открыл свой институт, он был катастрофически переполнен новыми монахинями, прибывающими из Тибета почти каждый день. Наконец, из-за необходимости получать визу и тому подобных обстоятельств в остальных женских монастырях Индии и Непала, я решила, что Институт буддийской диалектики подходит мне лучше всего.
Сперва в моем классе было более 40 студентов, большинство из которых были монахами тибетской традиции. У нас также было несколько западных студентов, но, к сожалению, спустя несколько месяцев большинство из них перестали учиться, за исключением английского монаха (дост. Джош Глак) и мирянина из США (Дон Эйзенберг). Оба они проучились около 10 лет.
Наша учебная программа была основана на программе монастыря Дрепунг Лоселинг; мы учились по их текстам и большинство наших учителей были оттуда. Первый год мы изучали «Избранные темы» (тиб. due tra), «Ум и знание» (прим. переводчика: как чаще всего называется этот предмет по-русски, или «Теорию восприятия и правильного познания») (тиб. lo rig), «Логику и основы диспута» (тиб. ta rig). Следующие шесть лет мы изучали «Абхисамаяаламкару» Майтреи, этот курс также называют изучением сутр Праджняпарамиты ‒ сутр совершенства мудрости. После этого мы три года изучали мадхьямаку – срединный путь, два года «Абхидхармакошу» (Сокровищницу знаний). И два года винаю – дисциплину. Ввиду того, что институт был основан Его Святейшеством Далай-ламой, который хотел, чтобы студенты получали внесектарное образование риме, мы также три семестра изучали и проводили диспуты по остальным трём тибетским традициям. Наш институт приглашал кхенпо из нингмапинского монастыря Намдрёл-линг. После этого мы провели семестр в Дзонгсар Шедре, изучая традицию сакья, и один семестр в монастыре Шерап Линг традиции кагью. Последние два года программы мы изучали «Большое руководство по этапам тантры» (тиб. nga rim chen mo) ламы Цонкапы.
Все дни кроме воскресенья у нас было по полтора часа лекций и около четырех часов диспутов. В конце каждого года у нас был письменный экзамен и дебаты. Завершив изучение «Абхисамайяаламкары»/сутр Праджняпарамиты, мы сдавали кучу разных экзаменов в форме письменных тестов и диспутов, в которых проверялось всё, что мы прошли за все шесть лет изучения этой темы. Точно такие же испытания были после завершения изучения мадхьямаки. В остальное время мы сдавали по три-четыре экзамена каждый год и 50-страничную диссертацию на тибетском в конце.
Хотя я имела некоторое представление о диспутах в начале программы, говорить по-тибетски почти не могла, что очень затрудняло общение с одноклассниками. Тем не менее, как сказал геше Гьяцо-ла, научиться разговорному языку оказалось не так уж сложно, так как диспуты – как говорят тибетцы – «сделали мой язык подвижным».
Мне очень повезло с классом, поскольку многие мои одноклассники были из монастырей Сера, Дрепунг или Ганден, где проучились по много лет. Преподаватели направили их в Институт буддийской диалектики с тем, чтобы подучить грамматику английского или тибетского, или из-за проблем со здоровьем, возникающих вследствие жары на юге Индии. Даже несмотря на то, что многие из них знали уже очень много, по правилам института того времени всех записали в начальный класс. Это оказалось огромным преимуществом для остальных учеников в классе, поскольку во время диспутов мы, в основном, учились друг у друга. Более того, некоторым из нас повезло провести зимние каникулы в Дрепунг Лоселинге, чтобы углубить свои знания. Вначале мне там даже разрешали участвовать в диспутах с монахами.
Тем не менее, первые десять лет были, мне кажется, чрезвычайно сложными. Из-за языкового барьера и культурных различий я часто была в тупике, не понимая, почему всё делается так, а не иначе. Вдобавок из-за того, что тибетский мне не родной, приходилось работать невероятно много, чтобы не отстать. Сложнее всего предыдущего оказалось то, что я была единственной женщиной в классе. Программа обучения занимала столь много времени, что поддерживать социальные связи вне её было почти невозможно. Поэтому всё общение с другими людьми происходило на площадке для диспутов, в классе или когда мы должны были вместе готовиться к диспутам и так далее. Даже несмотря на то, что мои одноклассники были очень дружны между собой, они старались быть хорошими монахами и не хотели проводить время с монахиней. У меня сложились отношения с одним-двумя одноклассниками, которые иногда приходили меня проведать и подбодрить. Временами я чувствовала себя настолько одинокой и несчастной, что не знала, как продержусь следующие месяцы.
Думаю, я не сдалась прежде всего благодаря доброте моего удивительного учителя, геше Гьяцо-ла. Всякий раз, когда у меня была проблема, я шла к нему. Он помогал с учебой, объяснял сложные моменты, давал совет и вдохновлял на продолжение занятий. Кроме того, меня подталкивало удовольствие, которое я получала от учёбы. Изучение и диспуты по священным буддийским текстам приносили глубокое чувство счастья и удовлетворения. Они сделали мою жизнь намного более значимой и повернули мой ум к Дхарме. Поэтому, несмотря на все трудности, я не жалею ни об одном дне из последних 18 лет.
Последний экзамен я сдала в конце 2009 году, а примерно годом позже – 50-страничную диссертацию. Она была посвящена теме взаимозависимого возникновения.
Хотя мне говорили, что Институт буддийской диалектики занимается получением разрешения на выдачу степени геше успешно прошедшим программу, я никогда не верила, что это произойдет, поскольку традиционно эту степень давали лишь в Сера, Дрепунге и Гандене. Многие наши монахи могли, сдав все экзамены в Институте буддийской диалектики, получить степень в монастыре Дрепунг Лоселинг, проведя там немного времени и уладив небольшие формальности (став официально монахами Дрепунг Лоселинга и т. п.), и через несколько недель иметь степень геше. Однако, из-за того, что в монастырь могут быть приняты только монахи, монахиня не может пойти этим путем. Поэтому Институт буддийской диалектики приложил огромные усилия, чтобы иметь возможность давать степень геше всем своим студентам, включая монахинь.
В апреле 2011 года это наконец произошло: Его Святейшество Далай-лама и министр по делам религии и культуры дали разрешение. Во время тщательно подготовленной церемонии моим одноклассникам и мне, а также студентам выпускного класса присвоили степень геше.
Хотя это решение вызвало небольшие противоречия, некоторые тибетцы говорили мне, что эта инициатива помогла подготовить почву для женских монастырей, чтобы те могли присуждать степень геше монахиням. Со следующего года монахини из гелугпинских монастырей Индии и Непала, завершившие программу обучения, получат возможность повторить материал и сдать экзамены, а затем продолжить обучение еще четыре года. Успешно завершив всё, они получат степень геше.
− Какой совет вы могли бы дать монахине, поступающей на программу геше?
− Мой совет монахиням, поступающим на программу геше, не бояться многих лет, что ждут впереди, а стараться проживать каждый день по очереди. Важнее всего − дойти цели, не сдаться. Я уверена, что если такая обычная простая монахиня, как я, смогла пройти её, любая монахиня сможет, просто проявив упорство.
По мере того как буддизм медленно распространяется и, надеюсь, пускает корни на Западе, нам нужно больше западных монахов и монахинь, серьезно изучавших и проводивших диспуты по буддийским трактатам, которые способны без привлечения переводчика передавать свои знания другим. Более того, без глубокого понимания буддийских учений заниматься серьезной практикой очень сложно.
В действительности не следует относиться к буддийскому образованию как к чему-то отдельному от буддийской практики, оно − его часть. Многие геше объясняют, что изучение философии и дебаты являются аналитической медитацией в том смысле, что человек слушает учения, размышляет над ними в процессе диспутов и немедленно предпринимает попытку познакомиться с ними таким образом, чтобы интегрировать в свою повседневную жизнь.
− Чему вы посвящаете своё время теперь, после завершения программы геше?
− Даже закончив программу геше, я всё ещё провожу значительную часть дня за чтением текстов. Иногда я просматриваю то, что изучила; иногда читаю тексты, которые раньше не могла прочесть. Я также слушаю учения, встречаюсь с учителями, чтобы задать вопросы, и так далее.
Несколько лет назад я начала преподавать «Абхисамаяаламкару»/сутры Праджняпарамиты на английском. Каждую весну и осень я по два месяца учу группу западных людей в Институте буддийской диалектики, постепенно проходя все темы в том же ключе, в каком их преподают в монастырских учебных заведениях. Однако из-за того, что по этому предмету нет достаточного количества письменных материалов, у меня уходит много времени на перевод отдельных частей текстов и подготовку раздаточных материалов. Каждый год весной я также преподаю буддийскую философию группе студентов университета Эмори в США, которые проходят дополнительный учебный курс в Институте буддийской диалектики.
В конце концов мне хотелось бы уйти в долгий ретрит.
− Вы преподавали что-нибудь в медитационном центре «Тушита» или собираетесь?
− На протяжение последних 20 лет я чувствую очень сильную связь с центром «Тушита», поскольку это первый буддийский центр, где я получала учения по Дхарме. Последние годы я иногда проводила короткие учения в «Тушите» и несколько раз переводила лам во время посвящений. Недавно «Тушиту» посетил лама Сопа Ринпоче, и мне выпало огромное счастье слушать некоторые его учения и попасть на аудиенцию с ним. Я не видела Ринпоче с 1991 года и пребывание рядом с ним оказало на меня очень сильное влияние. Как будто всё, что я изучила за время учёбы, вдруг ожило, приняв форму этого человека.
В то время его помощник, досточтимый Роджер Кунсанг, попросил меня преподавать в одном из центров ФПМТ. Однако поскольку я чувствую себя очень обязанной Институту буддийской диалектики, который проявил ко мне большую доброту и так сильно поддерживал, я не могу в настоящее время уехать из Дхарамсалы. Поэтому я решила предложить свои услуги «Тушите», где дост. Кунпхен планирует в следующем году организовать курс об уме, т. е. «Ум и знание» (тиб. lo rig).
− Думали ли вы, начиная изучать Дхарму, что когда-то захотите преподавать?
− Когда я начинала изучать Дхарму, я не особенно думала, что буду делать в будущем. Единственное, чего я хотела, − узнать больше об этой невероятно обширной и глубокой философии.
Прочесть больше о возникновении женщин геше и полную статью о геше Вангмо можно в печатном номере журнала «Мандала» за октябрь-декабрь 2012 г.
Узнать больше о медитационном центре «Тушита» и программах, которые в ней проводятся, можно на сайте центра «Тушита».
Перевод Анны Лисковец